Трудный и дорогостоящий проект: как открыть кризисный центр для женщин
По статистике, каждая вторая женщина, убитая в России, погибла в результате домашнего насилия. При этом шелтеров (убежищ) для жертв — в буквальном смысле один на миллион. Открытие новых кризисных центров — трудоемкая задача, на которую сложно привлекать средства. О том, как с ней справиться, рассказали руководители действующих шелтеров
Согласно данным исследования, проведенного Консорциумом женских неправительственных объединений, 65% всех убитых женщин погибли в результате домашнего насилия — от рук партнера или родственника. В исследовании изучались уголовные дела 2011–2019 годов. При этом мест, где жертвы домашнего насилия могут найти убежище, не так много. По информации центра «Насилию.нет» (внесен в реестр иностранных агентов), в России существует 198 кризисных центров для женщин — как государственных, так и открытых общественными или религиозными организациями, — но далеко не все из них специализируются именно на борьбе с домашним насилием. Например, приюты, открытые РПЦ (по данным Синодального отдела по церковной благотворительности 2020 года, их 75), занимаются, в основном, профилактикой абортов: сюда могут обратиться женщины с детьми или беременные, которые в силу разных обстоятельств остались без крыши над головой. В России десятки регионов, где на всей территории действует только один или два приюта для женщин в кризисной ситуации (это не только жертвы насилия, но и, например, матери-одиночки, оставшиеся без работы и поддержки родственников). Так, в Красноярском крае на 1,5 млн женщин приходится один частный и один государственный центры для женщин, по разным причинам оказавшихся на улице.
С чего начать?
В женском кризисном центре «Китеж» разработали методические рекомендации для тех, кто планирует открыть шелтер. Первый шаг — исследование региона. Нужно изучить распространенность проблемы и местную статистику, количество обращений в государственные кризисные центры или телефоны доверия, уровень преступности. Также необходимо заранее продумать возможные источники финансирования и гуманитарной помощи (партнерство с крупными торговыми сетями, помощь местных ресурсных центров по поддержке НКО).
Дальше — создание юридического лица (по форме это может быть, например, АНО — автономная некоммерческая организация, или РОО — региональная общественная организация) и подготовка устава. В нем должна быть отражена вся будущая возможная деятельность, в том числе, например, издание книг и методических указаний, проведение публичных лекций, торговля сувенирами. Также должны быть обозначены границы помощи и возраст потенциальных получателей помощи.
Следующий шаг — поиск и подбор помещения. Это может быть здание в муниципальной собственности, если местная администрация готова его выделить. Из минусов — возможны большие траты на ремонт и переоборудование здания. Также есть вариант наладить связи с местным приходом и открыть приют в церковном помещении. В «Китеже», одно из зданий которого находится на территории монастыря в Подмосковье, подчеркивают, что такое сотрудничество возможно только при условии жесткого разграничения с приходскими структурами и безусловной возможности работать исключительно как светская организация.
Последний вариант — аренда коттеджа или квартиры.
Как выбрать помещение
По словам Алии Байназаровой, президента казанского фонда «Благие дела», квартира — менее предпочтительный вариант из-за невозможности администрирования.
«Шелтер — это не только место проживания, а система, в которой человек получает реальную помощь. Надо понимать, что в шелтер попадают люди в беде, как правило, с достаточно большим количеством психологических проблем. Когда под одной крышей живут люди со сложностями, конфликты неизбежны. Очень важна технология работы с этими семьями, контроль, правила, администрирование. Это не просто слова, но и наш опыт. В 2016 году мы открыли свой первый шелтер — это была кризисная квартира. Там единовременно жили три семьи, это было полезно, но не настолько эффективно, как могло бы быть. Мы столкнулись с конфликтами: были драки, соседи вызывали полицию, в квартире было все сломано, пришлось чинить», — рассказывает Байназарова.
Сейчас «Мамин дом», шелтер фонда «Благие дела», находится в коттедже, где есть круглосуточный администратор. С женщинами работают психологи и юристы. Также в фонде занимаются их трудоустройством. «У нас есть своя швейная мастерская и партнеры, которые готовы принять женщину без опыта работы. Мы обучали маникюрному, кондитерскому делу, онлайн-профессиям. Наша задача в том, чтобы женщины крепко стояли на ногах после того, как покинут шелтер», — говорит глава фонда.
Алена Садикова, руководитель центра «Китеж», подчеркивает, что работа шелтера — «компромисс между идеалом и тем, на что есть деньги». У «Китежа» полтора года действовал приют в гостинице — это был блок из восьми номеров. «Там не было нашего администратора, но сотрудник гостиницы присматривал. Если бы были деньги, мы бы туда поселили собственного администратора. Были нарушения: приводили посторонних мужчин, курили кальян», — рассказывает Садикова.
Сколько это стоит
Бюджет кризисных центров складывается из расходов на аренду или содержание жилья, покупку продуктов, средств гигиены и бытовой химии, зарплаты персонала: администратора, психолога, юриста.
В казанском фонде «Благие дела» рассказали, что их шелтер «Мамин дом» существует в основном благодаря крупным пожертвованиям нескольких постоянных попечителей. Привлекать небольшие, но массовые пожертвования практически не получается. «С удовольствием помогают детям или животным. А у нас взрослые люди, которые попали в кризисную ситуацию. В таких случаях думают: «Мне бы самому кто помог», — объясняет президент фонда Алия Байназарова. Алена Садикова говорит, что 98% бюджета «Китежа» составляют средства грантов.
Проживание одного человека обходится «Китежу» примерно в 22 000 рублей в месяц — сюда входит проживание, питание и социальная помощь. Алия Байназарова называет похожую цифру — 19 000 рублей.
Ежемесячный бюджет шелтера «Мамин дом» — 330 000–350 000 рублей. В эту сумму входят расходы на продукты и хозтовары, коммунальные платежи, а также зарплата семи сотрудников. Памперсы и детские игрушки обычно жертвуют, так что расходы на них не включены в бюджет. Байназарова подчеркивает, что сумма была бы выше, если бы здание приходилось арендовать. В центре «Китеж» рассказали, что их ежемесячный бюджет — 400 000 рублей, которые идут на зарплату шести сотрудников, аренду (у центра, помимо здания, на территории монастыря есть две съемные квартиры) и коммунальные платежи. Еду и средства гигиены жертвуют торговые сети, но если нужно их закупать — это еще около 30 000 рублей в месяц.
Глава «Китежа» Алена Садикова считает, что для открытия шелтера на старте нужно иметь сумму, равную годовому бюджету, — около 5 млн рублей. Конечно, не все начинают с таких объемов. Когда в 2016 году фонд «Благие дела» открыл первый шелтер в обычной трехкомнатной квартире, первоначальные вложения были минимальны: аренда в то время стоила около 20 000 рублей в месяц, мебель искали по объявлениям у тех, кто готов отдать бесплатно за самовывоз. Тогда в месяц на содержание кризисной квартиры уходило около 50 000 рублей.
«Это была квартира на окраине города, в районе, который считается не очень благополучным. Это палка о двух концах: такие районы дешевле по аренде, но несут больше опасности для проживающих. Довольно сложно выйти из кризиса, находясь при этом в неблагополучной среде. Сейчас шелтер находится в коттедже на второй береговой линии от Волги, в спокойном тихом месте», — рассказывает Байназарова.
Нынешнее здание шелтера принадлежит благотворителю, фонд «Благие дела» получил его в пользование, когда оно еще не было достроено. На приведение здания в жилой вид ушло около 500 000 рублей, еще 200 000 рублей — на покупку мебели.
Строгие правила
При заселении с каждой получательницей помощи в шелтере подписывают договор, где обозначены правила пребывания и условия расторжения контракта, с отдельным приложением — согласие на обработку персональных данных. При выселении — заявление об отсутствии претензий. По словам экспертов, это вынужденная мера, чтобы обезопасить сотрудников центра — на практике некоторым приходилось сталкиваться с несправедливыми обвинениями от бывших подопечных, например в краже вещей.
В кризисных центрах действуют определенные правила, при неисполнения которых женщину могут выселить. Основные требования — присматривать за собственным ребенком, готовить и убирать в доме согласно графику дежурств (в негосударственных центрах в штате обычно не бывает повара), не называть адрес шелтера посторонним, не курить и не употреблять алкоголь.
Адреса шелтеров не публикуются в открытом доступе. Сотрудники следят за тем, чтобы местоположение не раскрывалось в репортажах журналистов или социальных сетях. Тем не менее появление перед воротами кризисного центра родственника или партнера, от которого сбежала женщина, не редкость.
Алена Садикова говорит, что в «Китеже» делят подопечных на три группы в зависимости от степени опасности, которая им грозит.
Высшая — когда у партнера или родственника клиентки есть связи в полиции или возможность «пробить» информацию. В этом случае перед тем, как женщина приедет в центр, нужны замена SIM-карты и составление маршрута с пересадками там, где нет камер. Вторая степень опасности — если человек агрессивен, но у него нет связей и денег, в этом случае достаточно тревожной кнопки для вызова полиции. Как правило, чтобы мужчина перестал появляться рядом с центром, хватает одной беседы с участковым. Третья степень — когда партнер опасен только для самой женщины и будет проявлять агрессию лишь за закрытыми дверями.
Иногда женщин похищают из убежищ. Например, в октябре 2021 года в казанский шелтер «Мамин дом» ворвались полицейские и увезли двух девушек, которые приехали туда из Дагестана в поисках укрытия. «Мы так и не знаем, что сейчас с этими девушками. Нам прислали ответ из МВД Дагестана, что девушки в безопасности и просят их не беспокоить. Примерно такого же содержания пришел ответ от уполномоченного по правам человека. Якобы девушки сами сказали адрес и попросили их забрать. Что было на самом деле, мы не знаем», — говорит Байназарова.
По ее словам, иногда женщины действительно сами выходят на связь с партнерами и сообщают адрес: «Тогда мужчины появляются у наших ворот, то с угрозами, то с цветами». В этом случае сотрудники фонда вызывают полицию. Обычно шелтеры оборудованы видеонаблюдением и тревожной кнопкой. По словам собеседниц Forbes Woman, проблем в работе с полицией у них не было: местные правоохранители хорошо их знают. Иногда они даже сами рекомендуют обратиться в шелтер женщинам, которые приходят в участок, чтобы написать заявление на совершившего насилие партнера.
В Госдуме предложили создать убежища для жертв домашнего насилия во время пандемии коронавируса
Авторы законопроекта о домашнем насилии, депутаты Государственной думы Оксана Пушкина, Ирина Роднина и Ольга Севастьянова, предложили создать убежища для жертв домашнего насилия во время пандемии коронавируса. Из-за самоизоляции, уже в марте уровень домашнего насилия в России возрос на 24% в сравнении с февралем.
Как рассказали авторы законопроекта о домашнем насилии, разработку которого приостановили из-за распространения Covid-19, в марте количество звонков на всероссийский телефон доверия для женщин выросло на 24% по сравнению с февралем. Также на 15% увеличилось число обращений в московский кризисный центр «Китеж», на 19% выросло их количество в Красноярском крае, а в волгоградском кризисном центре — в три раза.
С просьбой утвердить дополнительные меры по защите пострадавших от домашнего насилия авторы закона обратились к вице-премьеру Татьяне Голиковой. В числе предложений — обеспечить достаточное число убежишь для жертв домашнего насилия, а также составить реестр помещений и включить в него свободные номера в отелях, где могут остановиться пострадавшие. Также авторы закона просят обязать полицейских незамедлительно реагировать на любые сообщения о домашнем насилии, защищать пострадавших, а не нападавшего.
Кроме того, необходимо разработать план для пострадавших по обращению за медицинской, юридической и психологической помощью и рассказывать о нем на телевидении или сайте госуслуг. Необходимо создать координационные центры помощи жертвам насилия, а также освободить жертв домашнего насилия к ответственности за нарушение ограничений, введенных для борьбы с коронавирусом.
Инструкция: как помочь жертве домашнего насилия, если вы не специалист
Как считает соавтор закона Оксана Пушкина, если бы проект был принят до пандемии коронавируса, такой рост числа сообщений о домашнем насилии не был бы зафиксирован — в условиях самоизоляции каждый следующий насильственный эпизод будет более серьёзным по форме, чем предыдущий. «Уже бы выстраивалась система, а сейчас ее нет. В моем избирательном округе Одинцово полицейские молодцы! Выезжают, проводят профилактические беседы, но все снова и снова повторяется. Эту пандемию нам точно придется лечить не один десяток лет, если не примем специальный закон», — приводит РБК слова Пушкиной.
Напомним, 28 ноября Совет Федерации опубликовал законопроект о профилактике семейно-бытового насилия. Документ предусматривает создание механизма защиты прав тех, кто подвергался или подвергается насилию в семье. Закон должен обеспечить защиту прав жертв насилия, предоставить психологическую реабилитацию и помочь с социальной адаптацией. 8 декабря в закон были внесены поправки — в частности, устанавливающие запрет на приближение, а также предлагающие отнести к домашнему насилию побои и причинение вреда.
В апреле Совет Федерации приостановил работу над законом о домашнем насилии — его разработку продолжат после окончания пандемии коронавируса. Об этом сообщила спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко, отметив, что не разделяет мнение ряда правозащитников, утверждающих, что в России из-за самоизоляции и ограничений увеличилось число случаев домашнего насилия. 70% жителей страны считают принятие закона необходимым, всего 7% — что России такой закон не нужен. При этом четверть россиян оправдывают домашнее насилие и считают его делом, которое касается только семьи.
